Хэй, гайз.
Кто не знает - сегодня Брэдбери помер. Когда я была маленькой и глупой, он... А, неважно. Для меня его книги - очень важный этап в жизни. Очень. Это, собственно, всё, что я хотела сказать. Дальше пойдут сопли, слюни, пиздостадания и вообще "автор" будет громко-громко плакать, размазывая по лицу слёзы-сопли-слюни.
собственно рыдания да размазывания. ни одной связной реплики.Из нытьеднявочки, по этому же поводу:
Такого больше не будет. Сгорело, оправилось в прах, сотлело искалеченное и смятое, иссушенное бесчисленными и безразличными лучами времени тело. Что тело? Все его строчки, вся его душа разом выдохнула. Пахнуло жаром, стоном, засухой. Земля была высоко-высоко, над облаками - полноводная и пышная как никогда. Была сыта.
Небо холодное и высоко; чтобы его потрогать, приходилось сначала приседать и прыгать, но потом можно было просто становиться на носочки.
Если стоять на цыпочках долго, будет больно, но отпускать небо - особенно если захватишь какую звезду поярче - уж очень неохота. Звёзды-то оно, конечно, пульсирующими болевыми импульсами колются, но оно ничего. Всё равно приятно.
***
Её звали Сесси и она была рыжая-рыжая.
- Куда идёшь? - спросил я её.
Она не ответила - может, потому что не шла. А может, я ей просто не нравился - я всегда был тем ещё хулиганом, но не из тех, что нравятся девочкам - хулиганом в душе.
Прибор рядом с ней громко запиликал.
Она - мягкая-мягкая, призрачная - сейчас путешествовала. Легким апрельским дыханием касалась прохладных, как выступивший на коже пару мгновений назад пот, жаб, смеясь, ныряла в песню сверчка, улыбалась сидящим за столом родителям.
- Хочу, - вздёргивала нос, - влюбиться.
Подо мной скрипнул потертой кожей стул.
Её не было здесь, со мной, но ничего - я всегда мог её дождаться. Люблю ждать - можно быть рядом долго-долго, и не надо мучительно придумывать, что говорить. Правда, казалось, мне больше никогда не придется так делать - я уже столько тем нашёл! Её не было особенно долго в этот раз.
Медсестра иногда читала мой список и заносила туда ещё пункт-другой, но чаще - вычеркивала. Всё равно много осталось, конечно.
- Эй, - осторожно позвал меня кто-то.
Я обернулся и изо всех сил прищурил глаза - силуэт приобрёл более четкие формы, сузился раза в полтора. Всё равно, конечно, было видно немногим больше, чем белое пятно безразмерного больничного халата. Но я ещё по голосу узнал - Мэг. Она брюнетка. Во всяком случае так говорят, сам не знаю, подстрижена она коротко.
- Эй, - повторяет Мэг тихо-тихо. - Оттого, что ты тут сидишь, она не выйдет из комы быстрее, - и добавляет извиняясь: - Пошли, я тебе почитаю?
Я молча встаю и, подойдя поближе, подаю ей руку. Я не обижаюсь на неё, потому что знаю, что она сама не верит в то, что говорит - Сесси спит. Иначе бы все говорили в полный голос, не опасаясь её разбудить.
На следующем обследовании встревоженный доктор говорит что-то о нейросенсорной тугоухости.
(прим. Сесси - имя главной героини рассказа Брэдбэри "Апрельское колдовство")