[Hateitnow]

Блять-бяать-блять.
Сатс, ты хотела это видеть?
Ма на Др написайл хуйню - она такая отвратительно-бессвзная, что прям ацццки стыдно((
И, ппц, как сделать из этого что-то нормально я не знаю т.т А до завтра это нереально вообще, имхо. Ну да я обещал, что как только. Меньше минуты назад допечатал, могут буть ачаптки.
Хуйня типо зарисовке ориджинального типа Т.т

оно

Лена никогда не любила ждать: ей было утомительно стоять в очереди в магазинах, её раздражали вечно ноющие и жалующиеся на собственные болячки тётушки-бабушки в аптеках и больницах, у неё ныли от долгого стояния ноги и болела от нудности голова. Дело было даже не в однообразии, к нему-то она на работе привыкла. Девушке другое не нравилось. Есть что-то неуловимое именно в ожидании: немного смирения, щепотка нетерпения, малость бессмысленной обиды, кроха раздражения, щедро залитые липким сиропом рутины и посыпанные пылью повседневности, причудливо смешивались и незаметно менялись. И где-то там, внутри, от этой смеси получалось что-то – Лена не знала, что это было, и не была уверенна, что знать хотела. Возможно, это было банальное сожаление о бессмысленно потраченном времени, или осознание бессмысленности жизни, или ощущение причастности к «овцелюдям», стаду, грязному, серому, непросвещенному из-за собственной безразличности. Впрочем, чем бы это ни было, приятного в чувстве было мало, и оттого Лена на нем не зацикливалась.
Сегодня было обычным, точно таким же, как сотни других «сегодня»: настоящим, распланированным и, чего уж греха таить, бессмысленным. «Работа-дом-работа» механизм был запущен и останавливаться не собирался.
Не то, чтобы Лена этого хотела, на самом-то деле.
Мелкий дождик, навязчиво морося, незримой тонкой стягивающей кожу вуалью ложился на тело, одежду и волосы, будто поставив себе целью занять как можно больше пространства.
Торопливо стуча каблуками, Лена решительно направлялась к остановке. Автобусов не было видно, и девушка устало и в то же время раздраженно выдохнула: снова ждать. Опустившись на стоящую под навесом относительно новую деревянную скамейку, Лена утомленно прикрыла глаза и облокотилась затылком о пластмассовую стену.
Ненавязчивый дождик закономерно усилился – капли стали уверенно разбиваться о бездушный пластик. Автобуса всё не было видно.
Неподалёку раздался душераздирающий в своей трогательности мяв. Лена лениво приоткрыла глаза – так и есть, котенок. Меленький, живой, персиково-рыжий, совсем тощий. В душе было шевельнулась жалость, принося с собой порыв согреть, приласкать, унести домой, накормить, купить когтедерку и… Но, шевельнувшись, она только перевернулась на другой бок и принялась тихонько посапывать дальше. Лена зябко повела плечами, сбрасывая наваждение и смутные сомнения, и принялась рассуждать о том, мол, всё мы в этом мире одинокие такие, как котенок этот, и всем нас вроде жалко, но безразлично больше. И, быть может, честнее было бы, если бы нас всех отловили и поусыпляли или в питомник поотдавали. Мысли были тягучие, медленные, мерзкие и изнурительные. Они чем-то выражение «сизифов труд» напоминали. Бесполезные, но необходимые. Наверное, это запудривание собственных мозгов, чтоб прогнать чувство вины, - подумалось Лере. Может, это им и было, кто знает. Мы тоже такие, - размышляла Лера дальше, - бредем вперед, сквозь дождь, будто надеемся, что нас кто-то ждет. Котенок согласно мяукнул. Лена улыбнулась ему и поднялась, открывая зонтик – приехал её автобус, ей на работу пора. А животное… Все в конце концов остаются одни. Все, совсем все. Надо только научиться жить с этим, - решила она.
Пока автобус отъезжал, всё пассажиры безразлично глядели кто куда – вперед, в дисплей телефона или плеера, один мужчина задумчиво просматривал какие-то бумаги, уверенно гладя собеседнице в глаза, тихим шепотом втолковылала соседке что-то девочка лет тринадцати. Только Лена глядела на остановку с тихим отчаянием – теперь, когда она уже села, когда машина тронулась, стало кристально ясно, что мысли – глупые, надо было взять рыжика к себе, отогреть, приютить, накормить, и тогда… Что «тогда» было не понятно, но противное ощущение в душе всё не отпускало: нельзя оставлять живое беспомощное существо вот так! Почему-то вспомнилось трогательное упрямство, с которым котёнок двигался вперёд – будто его и впрямь кто-то ждал.
Автобус завернул. Лена пошла на работу и провела этот день точно так же, как сотни предыдущих и сотни последующих. Разве что улыбка у неё была чуть более вымученной. Ну да это не суть важно, правда?
Лена так и не узнала, что спустя считанные минуты после того, как она потеряла остановку из поля зрения, туда быстрым шагом пришла темноволосая девочка лет девяти вместе с удивительно похожим парнем на пару лет постарше – бут может, братом? Она взяла котёнка на руки, расстегнув курточку прижимала к плоской еще груди и беззаветно делилась теплом, невнятно шепча что-то во влажную еще шерстку. Её брат стоял рядом и чуть улыбался. Тихое «не смей больше убегать, мы так волновались, так волновались, а ты промок дурёха» услышал только он.
Котенок только удовлетворённо урчал. Он пришёл туда, куда шёл так упрямо сквозь дождь, и почему глупая хозяйка этого не понимает? Радовалась бы.
Рыжик был много умнее Лены. Он знал, что всегда есть те, кто тебя поддержит. Семья. Родные. Близкие.
Он заурчал сильнее, пытаясь заглушить всхлипывания глупышки-хозяйки.
Он был дома. Ведь дом – место, где тебя ждут, так ведь?